Сайдноутинг - Страница 1

К оглавлению

1

Кот Коуптакапе


Сайдноутинг



© Кот Коуптакапе, 2016


Люди значимые умирают в мегаполисах, живут в них же. Мегаполис как центр мысли определяет их путь творца, оттого жизнь в их произведениях кренится к обсуждению вещей для людей полисов наиболее значимых — нет для москвичей и питерцев провинциальных проблем, как нет и людей, их определяющих.

Я же, в свою очередь, представляю те самые обделенные меньшинства. Привычка москвича для меня проблема, поиск работы — дело всей жизни, а любовь ввиду недостатка выборки длится в три раза дольше.

Издание первое и последнее. Орфография авторская.



Предисловие автора


Он проснулся вспотевший. В его голове все еще чередовались образы забываемого сна. Что-то связанное с девушкой, которая в итоге представилась его сестрой и улыбнулась. Она сказала что-то про целесообразность знакомства под дождем и даже упомянула имя какого-то советского режиссера, чье творение было снято в оттепель.

— Сет! Сет! — из запертой двери доносился голос Карен. На самом деле, Карен — не Карен, а парень это я. Иногда мне становится дико скучно, и люди в голове быстренько меняют имена. Черт побери, ведь Карен и сон с советским режиссером в оттепель готовят почву для диссидентов.

Я свободный художник. Мир настолько замкнулся на себе, что теперь все мало-мальски образованные люди так себя зовут. Говорят что-то про тренд и собственное предназначение, но я бы обозвал их манеру говорить, размышлять и выбирать темы для обсуждения отсутствием самости. Зато я особенный с нестриженых ногтей мизинца левой ноги до нестриженого мизинца правой стопы.

Родители уехали и наставили меня принимать феназепам, чтобы больше не пребывать в депрессии (будто бы я против). А в моей голове все до сих пор складывается в дешевую западную беллетристику с переводным языком, такая вот напасть. Сейчас я приподниму голову и прокомментирую собственное действие со стороны.

— Сет!

Не отвлекай, боже мой. Может быть, ты и реальна, так зови меня по-русски.

— Леш!

Откуда на мне носки? Который час? Я просыпаюсь около 9, но ведь меня будят теперь. 8:51. Скажите мне, она реальна? Я встаю на воршистый ковер, мне надо вспомнить не употреблять притяжательные местоимения в комментариях. Вспомнил, все просто замечательно. Ужасный фильм я смотрел перед сном — маленького аутиста называли человеком со сверхспособностями, а полчаса спустя экранного времени он влюбился в азиатку — ну разве не сюр?

Открою дверь. Медленно, а ведь в ней совсем нет стекол, чтобы разобрать за ними расплывший силуэт. Сплошная белая деревянная крашеная дверь. Поверхность эмалированная. Поворот ручки. Подожди, Ирин.

— Ну что еще?

— С днем рождения! — сует мне в руку маркер марки Шарпи, обшарпанный и маркий.

— Не узнаешь?

— Да, ты подарила мне маркер, который я подарил тебе. Очень молодежно, без суеверий и предрассудков.

— Дареное не дарят, по-твоему?

— Какая глупость. Спасибо. Надеюсь, он еще пишет.

— Я носила его в ранце, но однажды колпачок спал, мне кажется, он засох. Один конец, как минимум.

— Вазектомично.

— Ха-ха, — уходит, плавный переход.

Погодите, у меня во рту смердит, я почищу зубы. Если бы увидели Ирину впервые, вы бы с ума сошли от того, как она плывет по полу в своих светло-серых носках. У меня до сих пор замирает сердце, когда я представляю ее передвигающейся вот так, если нас разделяют стены, кварталы и даже горные породы. Однажды ты просыпаешься в 17, и люди начинают представлять интерес — на мир спускается метафизика, и вы начинаете любить действительность наконец-то сформированным когнитивным аппаратом. Лучше, если у вас не было секса. Ну зачем ты так ходишь? Мы же друзья.

В свободное время я пишу роман. Я хочу очень близко напасть на действительность. Хочу, чтобы он звучал так, будто бы все произошло на самом деле — будто дневниковые записи другого человека были написаны мной. Честно, я совсем не смыслю в постмодернизме, и не знаю, выйдет ли из моей затеи что-нибудь толковое. Вот кажется мне, что я не настоящий — и вот эти четыре стены будто бы рушатся — бам! — дрожь! — сплюнь — как Хоуп в новом арке The Darkness, когда распрашивает Джеки, а вдруг она не настоящая (а ведь она и вправду об-новленная, но эта об-новленная она — такая же выдуманная героиня комикса, как и Хоуп обыкновенная, которая в прошлой вселенной попросту мертва). Мурашки берут. Колгейт кончается.

***

Ирина лежит на диване и листает ленту VK. Знаете, однажды минут десять читал отрывок выходящего романа от Корпуса на Афише, и подсознательно запрограммировал себя на то, что все описанное там — нон-фикшн — мне тогда показалось, что я читаю попросту очерк. Я сажусь рядом с Ириной —

— Подвинься.

Дотрагиваюсь до лба, автоматически, температура субфебрильная, я это чувствую, смотрю на ладони, пытаюсь усмотреть какие-то изменения на них, в глаза больше не бьет солнце — просто отлично, ладони кажутся немного бледнее, чем те, которые я привык наблюдать. Смотрю на Ирину, проскальзывая по серым джинсам и толстовке кофейного цвета, смотрю в глаза, чтобы забыть цвет под хрусталиком и винить себя после.

— В третьем сезоне Ньюсрум будет шесть серий.

— Жаль. Он ведь последний?

— Да.

Мы не смотрим друг на друга — как минимум, Ирина. Я хочу сказать она, но не могу. Когда дело доходит до Ирины, она только Ирина и никак не она. Рассматриваю ее лицо, с притяжательными местоимениями все замечательно, как видите. Смотрю несколько мгновений, машинально перевожу взгляд и наивно пытаюсь уставиться на что-то интересное: «Плотность нарратива при шизофрении», «Выпадающие мысли в произведениях авторов начала 20-го века», литография желтой субмарины, we all live in a yellow submarine, yellow submarine, yellow submarine.

1